.JPG)
Мы жили восьмером в четырехкомнатной квартире, подпевали Кобейну, делились шмотками, влюблялись в засранцев и тратили последние деньги на сигареты поштучно. Это были месяцы гастарбайтерского рок-н-ролла, месяцы бессонницы и безденежья. Месяцы клопов, стихов и семейных упаковок майонеза. Месяцы хаоса.
Мы не экономили ничего: ни первых зарплат, ни высоких чувств, ни времени. Нам хотелось стать роковыми женщинами, просыпаться в миллионе-миллионе алых роз, танцевать босиком на крышах, любить до сотрясения души. Хотелось жить широко и кинематографично, без шансов на унылую пенсию с ее проклятыми субсидиями, завещаниями и пролежнями.
Нам не нужны были дети, мужья, собаки. Мы отдирали от дна кастрюли пригоревшую овсянку, заклеивали колотые окна скотчем и бубнили под нос Веру Павлову, сидя на продавленных стульчиках интернет-кафе. Иногда нам думалось о будущем: там нас нетерпеливо ждали самые интересные работы мира, там наши мамы в широкополых шляпах каждые выходные мотались то в Рим, то в Париж, там было много японской кухни, дружбы, светлого рома, талантливых мальчиков с гитарами наперевес, лета, балконов, кружева, поцелуев.
Читай также: 5 вещей, о которых я не знала, пока не стала мамой
А пока мы были «здесь». Калина носила салатовые колготы под бордовые шорты, перевязывала волосы атласными лентами и рисовала вслепую стрелки до самых висков. Я весила ровно три тонны, набивала карманы скорлупками от семечек, стригла челку канцелярским ножиком и спала в ботинках без набоек. Мы с аппетитом врали о прошлой жизни, разбивали сердца бухающим невротикам и много, очень много смеялись: до крепатуры, до красных глаз, до икоты.
Видит Бог, мы совершенно не ожидали, что повзрослеем. Что начнем ложиться спать в десять вечера, получать почетные грамоты на корпоративах, гладить постельное белье с двух сторон, делать прививки от гриппа. Что однажды все-таки отрастим натуральный цвет волос, повынимаем штанги из языков и научимся печь пасхальные куличи, точь-в-точь такие, как бабушка. А что самое невероятное, будем при всем при этом непридуманно, аргументированно счастливы.
Когда все это случилось? Как мы начали до трясучки ценить то, от чего прежде отмахивались, будто от двух копеек сдачи в супермаркете? Не рискну отвечать за двоих, но свою личную точку невозврата я могу вычислить с погрешностью до минуты.
Читай также: 19 вещей, которым я научилась за год материнства
25 октября 2014 года. Шесть утра. Отделение патологии роддома на Мостицкой, где я уже вторые сутки вспоминаю православные молитвы вперемешку с текстами раннего Шнурова. Мне больно и страшно. Я не знаю, какая погода за окном, что обсуждают в фейсбуке и есть ли пробки на Окружной. Я тащусь по коридору с нагруженной стерильными сумками тележкой. Я иду рожать хорошего человека.
Рожать человека мне, надо заметить, совершенно не хочется. Мне хочется пюре с куриной котлетой, книжку Улицкой, жменьку мятных конфет. Я представляю, как вылетаю отсюда прямо в резиновых тапочках, запрыгиваю с разбегу в 437 маршрутку и остаток дня расправляю складки балдахина над кроваткой человека. Которого рожу чуть позже. Первого ноября, например, чтобы дата ровная и как раз зарплата у мужа.
Читай также: Любимый муж против послеродовой депрессии
Но нет. Ближайшие четыре часа окажутся самыми тяжелыми в моей жизни. Через 175 минут я услышу, как замедляется сердцебиение моего ребенка. Самое важное сердцебиение на земле. Я увижу, как будет выглядеть мой муж в старости, если не перестанет ложиться спать в два ночи. Я узнаю точную цену жизни: в миллилитрах потерянной крови, в ампулах окситоцина, в морщинах на лбу неонатолога.
Через 239 минут я пойму: настоящая взрослость – это не лента непринятых вызовов в телефоне. И не черные капронки в минус двадцать. И не визитка секс-шопа, неловко застрявшая в корочке зачетки.
Взрослость – это бирка новорожденного, которую ты сжимаешь в кулаке, отходя от наркоза. Взрослость – это думать о главном и решать за двоих. Взрослость – это быть нужной тому, кого любишь больше стертых об асфальт джинсов, сборной Италии по футболу, сентября в Одессе, аттракционов и халвы. Все остальное – милое юношеское кокетство.
Я повзрослела 25 октября 2014 года. Через пятнадцать лет после того, как выкурила первую горькую сигарету, через двенадцать – после того, как расписалась на третьей странице паспорта.
Читай также: "Прелести" материнства, к которым я оказалась не готовой
Вот уже десять месяцев я живу с чувством пролетевшего в сантиметре от виска топора. Я не придумываю себе пластмассовых проблем. Маленькие зарплаты, лишние килограммы, курсы валют, анонимы в соцсетях – все это теперь неважно. Преодолимо, условно, некритично.
Моя малышка рядом. Она плюется в меня черносливом, смешно дрыгает попой, говорит «бу-уу-усь» и стучит о ложку четырьмя белоснежными зубами. Мы греем ноги на парковых лавочках, пачкаем джинсы мелками, пускаем пудреницей солнечные блики и фотографируемся для папы с высунутыми языками. По вечерам у нас смотрят мультфильмы, разбрасывают макароны, кормят птиц, обнимаются и ждут Рождество. Возле старой школы зацвели астры, мама лепит вареники с капустой, а сестра закончила художку на отлично.
С некоторых пор мне больше ничего не надо для счастья.
Вика Мальцева
Комментарии