Сегодня, 30 апреля, главному возмутителю спокойствия в современном кинематографе, режиссеру Ларсу фон Триеру исполняется 58 лет. В честь Дня рождения автора таких нашумевших картин, как "Нимфоманка", "Догвилль", "Антихрист" и прочих скандальных шедевров, мы вспоминаем самые откровенные и знаковые цитаты режиссера.
Я взял себе эту фамилию в институте, потому что это казалось тогда самой ужасной провокацией, какую я только мог выдумать.
Очень удобно иметь представителя Бога на земле в лице Папы. В итоге сама идея Бога приобретает вполне человеческое измерение. Все итальянское общество построено на принципе: ты — мне, я — тебе. Мне кажется, католицизм — очень человечная религия.
Я был воспитан с мыслью не верить ни в добро, ни в зло. А в то, что все имеет свое объяснение. Не существует абсолютных крайностей вроде добра и зла, есть ошибки и недоразумения.
Я мечтаю о том, чтобы сразу погрузить зрителя в определенное настроение. К этому я всегда стремился. Настроить чувства на нужную волну прежде, чем запустить сам фильм.
«Рассекая волны» — это, пожалуй, мой подростковый протест против семьи.
Я общался с Фридрихом Горенштейном, который работал вместе с Тарковским над сценарием «Соляриса». У него была своя теория, будто Тарковский умер, потому что в «Андрее Рублеве» заставил лошадь упасть с лестницы . Он был глубоко убежден, что это кара Божья.
Я по сто раз на дню прихожу к выводу, что жизнь - совершенно бессмысленная штука. Человек приходит в эту жизнь, скрючивается и уходит, успев запихнуть в себя некоторое количество еды.
Мне кажется, большинство моих фильмов возникают так: я ставлю перед собой задачу. Бывает, я говорю себе: «ну вот, теперь я должен сделать что-ни-будь веселое» или «пора бы мне создать что-нибудь печальное». И тогда я спрашиваю себя — а что тебе самому кажется веселым, или печальным, или каким-то там еще? Тревожным, например. Если я хочу придумать что-нибудь страшное, я выбираю то, что пугает меня самого. Я обращаюсь к некой внутренней картотеке и извлекаю из нее то, что могу использовать.
В реально катастрофических ситуациях меланхолики ведут себя намного рациональнее и спокойнее, чем люди, не склонные к депрессиям. Просто потому, что все это им знакомо, они живут так каждый день. Конец света – это прежде всего состояние сознания. Я, например, испытываю чувство беспокойства и непонятной тревоги пять лет.
Тяга к подчинению охватила весь мир: в нем полным-полно мазохистов, а садистов решительно не хватает.
Мы , датчане, уверяем себя, будто у нас в стране нет расовых проблем. Но когда я был маленьким, в стране попросту не было черных ребят и вообще мы не слышали о таких, если не считать заокеанских музыкантов. Поскольку такие ребята теперь в Дании живут, расизм тут же показал свое уродливое лицо.