Жизнь – такая жизнь. Ни плана тебе, ни сценария, ни графика – сплошная импровизация, чертов фристайл. Даже такое поворотное событие, как первый секс здесь обычно случается сумбурно, пьяно, быстро: без репетиций, без саспенса, без сладкого привкуса лжи и склонившихся к изголовью белых лилий.
Рита Декар представляет, как все могло было быть в идеале – если бы Бог по вечерам тоже смотрел голливудские мелодрамы.
Никакого алкоголя.
Страх пьянит круче дешевого портвейна после пробежки: ты смотришь в воздух, ломаешь суффиксы, прижимаешься губами к ободку кофейной чашки, так и не сделав ни одного глотка. Бретелька майки на твоем плече все никак не может определиться, куда же ей деваться: покорно соскользнуть вниз по руке или снова взобраться на исходное место.
Твой мальчик говорит о любви, улыбается, сдувает со лба прядь, прячет ногой торчащий из-под дивана журнал с заголовком «Полировка кузова автомобиля – секреты автомехаников», бросает сахар в кофе... Кофе остыл, сахар почти не растворяется, опадая на дно монолитным осадком. Пить невозможно. Какая разница, что там, в этом кофе. Хоть щебень. Неважно.
Он – опытный, она – нежная.
У него было три романа, но ни одной любви. Все его бывшие разговаривали громко, носили короткое, читали глупое. Курили, гадко оттопырив большой палец. Просыпались, вытряхивая из волос песок казантипских пляжей. Искали богатых мужей, чеки в карманах, пробы на подаренных колечках.
А не как она – подснежники в зимнем лесу. И верность – чтобы даже в гробу под ручку.
Место с историей.
Любой секс – это секс втроем: он, она и место, в котором все происходит. Мужчина занимается любовью с конкретной женщиной, а женщина – со всем, что его окружает, включая эти кружевные гардины, щиплющий запах тмина от простыни и накренившийся вазончик на подоконнике.
Идеальная потеря девственности должна запомниться не только любовникам, но и стенам – впитаться в интерьер, пронзить каждый миллиметр пространства, зафиксироваться, запомниться, задержаться. Никакой газетной мистики: они оба будут вспоминать это спустя годы – весь антураж, все полоски света на потолке, каждую пору на перекрученном в ногах покрывале.
Кровь.
Дефлорация по всем законам жанра обязана быть с кровью. Как знаменитое омовение Маргариты в романе Булгакова, так чувственно и символично описанное автором. Как культовая сцена из «Мечтателей». Как любое событие, которому подобает быть зрелищным.
В принципе вишневый сок в стаканах тоже сойдет – для правильной колористики.
Большие чувства.
В первый раз должно любиться так, чтобы сводило икроножные мышцы. Чтобы из предложений испарялись глаголы. Чтобы поющий из колонки Том Уэйтс не узнавался, не идентифицировался, не цеплялся слухом. Чтобы казалось: какая, к черту, смерть, боль, одиночество, война, мрак – или что у вас там еще бывает, у несчастных? Если тут нательные кресты дрожат от биения сердца? И мозоли на внутренней поверхности рук от объятий?
Если тут такая любовь, что кровати мало. И мира мало. И слов.
Комментарии